Родителей Кэтлин террористы толкнули на диван, и отец, пытаясь успокоить мать, обнял ее за плечи. Кэтлин усадили в одно из кресел, а бандит, который казался главарем преступников, занял второе. Откинувшись на спинку, он порылся в одном из карманов куртки и достал какой-то цилиндрический предмет, который стал навинчивать на ствол своего пистолета.
– Проклятье! – воскликнул он. – Здесь чертовски холодно. Эй, Джим, включи отопление или сделай еще что-нибудь.
Джим, крепкий, грубо сколоченный мужчина лет двадцати восьми с черными волосами и запущенной черной щетиной на подбородке, повернул переключатель масляного радиатора и поджег дрова в камине. Сухие щепки, положенные для растопки, сразу занялись, затрещала лучина, и язычки пламени шипя поползли по более толстым поленьям. Этот звук всегда ассоциировался у Кэтлин с домом, уютом и безопасностью.
Однако при виде глушителя, навинченного на ствол пистолета, ее затошнило от ужаса. Ни один из террористов не потрудился надеть маску. Казалось, их нисколько не беспокоило, что кто-то сможет опознать их потом… Выводы были очевидны и неутешительны.
– Меня звать Пэдди, – заявил главарь и представил остальных:
– Вон тот малый – Джим…
Джим прислонился к радиатору отопления, жадно впитывая распространявшееся от него тепло. На слова своего командира он никак не отреагировал.
– А вон тот, лысый, – это Эмон.
Эмон кивнул. На вид ему было двадцать с небольшим, но его лысый череп блестел от выступившей на нем испарины. В руках он держал автомат, и Кэтлин без труда узнала АК-47. Некоторое время назад по поводу этой модели автомата Калашникова поднялся большой шум, когда во Франции задержали корабль, битком набитый этим оружием. Судя по всему контрабандные автоматы были сделаны в Ливии.
Пэдди наклонился вперед и уперся локтями в колени. Кисти обеих рук, небрежно сжимающие пистолет, свисали между ними так, что глушитель смотрел в пол. Посмотрев на Кэтлин, главарь заговорил негромко и почти что ласково, так что при других обстоятельствах можно было подумать, что он разговаривает со своей любимой.
– Кэтлин, дорогая моя, – сказал он. – Мне нужна твоя помощь…
В горле у Кэтлин мгновенно пересохло. Ее продолжало подташнивать, живот болел от удара ногой, а страх был настолько силен, что она чувствовала себя словно парализованной. Несмотря на все это, мозг ее работал лихорадочно быстро.
Должно быть, все это связано с Фицдуэйном. Такова была грубая реальность его мира, о чем он не раз рассказывал Кэтлин. Однако теперь, когда она сама столкнулась с этой реальностью, все оказалось гораздо страшнее, чем она могла себе представить. Что ей делать? Как помочь? Чего хотят от нее эти страшные люди?
Кэтлин решила сопротивляться им когда сможет и в чем сможет. Если бы каждый противостоял подобным людям изо всех своих сил, они давно уже были бы побеждены.
Пэдди Мак-Гонигэл заглянул ей прямо в глаза. Он был достаточно проницателен, чтобы прочесть во взгляде жертвы вызов и боль. “Как мало они знают, эти людишки, – подумал он. – Как малы и незначительны их жалкие жизни в установившемся порядке вещей.
Стоит мне шевельнуть пальцем, и она умрет. Это простое физическое действие не будет мне стоить никаких усилий. Раз – и все! А они-то воображают, будто что-нибудь значат, и пытаются сопротивляться, всегда пытаются, особенно сначала. Вот дураки…”
Он почувствовал нарастающий в нем гнев. Ну почему никто из них не понимает, как чертовски мало значат все они, вместе и по отдельности, эти маленькие людишки, игрушки в руках судьбы?!
– Я хочу все узнать о госпитале, – сказал Мак-Гонигэл. – Там лежит один мой приятель, Хьюго Фицдуэйн, и я хочу его навестить. Ты должна рассказать мне, где он лежит.
Ты должна рассказать мне о системе безопасности. Мне нужно знать, как все организовано, все детали и пароли.
Сдав дежурство, Кэтлин сняла свою сестринскую косынку, но под плащом она все еще была в белом халате. Плащ цвета морской волны с изнанки был ярко-алого цвета; сейчас он распахнулся, и сочетание трех этих цветов выглядело потрясающе.
Пэдди Мак-Гонигэл впервые посмотрел на Кэтлин как на женщину и понял, что она довольно привлекательна. Особенно хороши были глаза, полные груди, длинные изящные ноги. Заметил он также, что платье ее застегивается спереди на пуговицы, и что юбка задралась выше колен.
– Мне очень жаль, – сказала Кэтлин, покачивая головой, – но боюсь, вы обратились не по адресу. Я не знаю человека, о котором вы говорите.
Мак– Гонигэл приподнял стволом пистолета с глушителем подол юбки и расстегнул свободной левой рукой нижнюю пуговицу. Затем его рука переместилась чуть выше, к следующей пуговице, и стала се расстегивать. Под пальцы ему попалось что-то вроде кружев.
Ноэль Флеминг вскочил на ноги в тот же самый момент, когда Кэтлин изо всех сил хлестнула Мак-Гонигэла по лицу. Главарь почувствовал во рту вкус крови. Джим, оторвавшись наконец от своего радиатора, прыгнул вперед и прикладом автомата сбил отца Кэтлин с ног. Старик упал обратно на диван.
Мэри Флеминг вскрикнула и обхватила своего мужа обеими руками. На голове у него появилась длинная глубокая ссадина, и кровь потекла по седым волосам, капая на блузку Мэри. Оглушенный ударом и страдая от боли, старик прильнул к ней с растерянным и недоумевающим лицом.
Главарь приложил руку к губам. Когда он отнял ее, на пальцах осталась кровь. Он облизал губы и несколько раз сглотнул слюну, но противный металлический привкус во рту остался. Левая сторона лица горела и саднила. Пленница оказалась довольно сильной, но все же – весьма уязвимой.
– Кэтлин, – сказал Мак-Гонигэл как можно спокойнее. – Ты красива и отважна, но ты глупа. Чего ты добьешься, если рассердишь меня? Отвечай лучше на мои вопросы.
Кэтлин затрясла головой. После того как она ударила сидевшего перед ней человека, парализующий страх куда-то пропал и она не чувствовала себя совершенно беспомощной. Она вспомнила, что ей никто не звонил из госпиталя, и теперь ей нужно было выиграть время.
Мак– Гонигэл поднялся. Переложив пистолет в левую руку, он достал из кармана некий предмет, который на первый взгляд напоминал большой перочинный ножик. Щелкнула пружина, и длинное тонкое лезвие тускло сверкнуло в лучах солнца, пробивающихся сквозь жалюзи. Главарь посмотрел на портрет.
– Какая чудесная у тебя семья, – сказал он, глядя на Кэтлин сверху вниз. – Крепкая и дружная, так; кажется, говорят… – он снова посмотрел на картину и, подняв руку с ножом, быстро провел им крест-накрест по изображению Кэтлин. Холст, расходясь под ножом, негромко, но угрожающе затрещал. Кэтлин мельком подумала, что это просто грязная и дикая выходка.
– Я мог бы порезать и тебя, Кэтлин, – сказал Мак-Гонигэл, – но чего я этим добьюсь? Ведь именно тебя я хотел бы выслушать…
Он снова повернулся к портрету.
– В жизни постоянно приходится что-то выбирать, – заметил он. – Получить все практически невозможно.
Он снова взмахнул ножом, но заколебался. Обернувшись через плечо, он покосился на родителей Кэтлин и кивнул самому себе. Взгляд его снова вернулся к портрету.
– Меня вовсе не удивит, – сказал он, поднимая нож, – если окажется, что ты немножко влюбилась в Хьюго. Раненый герой и все такое… Романтика пышным цветом цветет у постели раненого, но умирает в кровати здорового.
Он хохотнул.
– Но вся штука в том, моя красавица, что придется выбирать что-нибудь одно.
Клинок рассек изображенное на холсте лицо отца, и Кэтлин вскрикнула. Страх, оставивший ее, вернулся с новой силой.
Ее мать, Мэри, зашевелилась.
– Нет! Нет! – пролепетала она. – Это… это неправильно. Все неправильно. Уходите! Вы не можете этого сделать…
Лицо Мак-Гонигэла вспыхнуло от гнева. Круто развернувшись, он сунул свой автоматический пистолет в руки лысого Эмона и схватил отца Кэтлин за испачканные кровью седые волосы. Сильным рывком он заставил Ноэля подняться на ноги.
– Хрен с вами! – прорычал он. – Хрен с вами, маленькие людишки. Вы все равно ничего не знаете!
Он прижал острие ножа чуть ниже уха старика и резко нажав вниз, потянул на себя, разрезав его горло от уха до уха.
Послышался страшный звук, напоминающий треск рвущейся парусины. К счастью, он был очень негромким и непродолжительным. Кровь хлынула фонтаном из перерезанных артерий, заливая Кэтлин и Мак-Гонигэла.
Когда кровь почти перестала извергаться из страшной раны на шее старика, главарь выпустил его волосы, и мертвое тело медленно осело на пол. Мэри Флеминг потеряла сознание, а Кэтлин смотрела на труп отца в сильнейшем потрясении. Главарь ударил ее по лицу.
– У меня мало времени, – сказал он. – Твоя мать будет следующей. Выбирай.
Но прошло несколько минут, прежде чем Кэтлин смогла заговорить. Мак-Гонигэл за это время успел немного отмыть одежду от крови и разложить на столе чертежи и схемы госпиталя. Кэтлин рассказала ему почти все, что она знала.
